Текст 4
Со второго класса я учил немецкий язык в московской спецшколе Nq 8. Учились там не только привилегированные дети, но ввиду их нехватки и обыкновенные вроде меня. Учить «вражеский» язык в ту пору, когда мы только и делали, что играли в войну — «фашистов и русских», совершенно не хотелось, но учителя заставляли, пугая Карлом Марксом, который как-то справедливо сказал, что знание иностранного языка — очень важное средство в борьбе за существование. У наших учительниц были почти немецкие фамилии: Штейнгарт, Нахмансон, Иоффе, а у Ирины Гаррьевны Комарденковой девичья фамилия была и вовсе немецкой — Шнитке.
Учителя постепенно склоняли нас к любви к немецкому языку, литературе и вообще к Германии, в первую очередь, конечно, к ГДР. Хотя в поездки на историческую родину немецкого языка нас не посылали, учили «всухую», мы к концу обучения уже читали Ремарка в оригинале и могли болтать по- немецки довольно свободно, жаль только не с кем.
Первыми живыми немцами, которых мы увидели в выпускном 1971 году, были ученики 12-го класса из Ганновера, приехавшие в пору сближения Брежнева и Вилли Брандта в Москву. В актовом зале школы их посадили на сцену за стол президиума. Они непринужденно отвечали на вопросы сидевших в зале комсомолок. Наши скромно одетые девочки шокировали немецких юношей своей зрелой красотой, нескромной короткостью мини-юбок и спрашивали о том о сем.
Спрашивали, пока на вопрос о том, каких русских писателей они предпочитают, здоровенный длинноволосый красавец из Ганновера, больше похожий не на школьника, а на популярного тогда в России Дина Рида, простодушно признался, что очень любит русскую литературу, особенно Набокова и Солженицына. Завуч Софья Борисовна Штейнгарт круто перевела разговор в сторону Шолохова, Фадеева и миролюбивой политики Леонида Ильича — в результате обещанные в культурной программе совместные танцы под благовидным предлогом отменились, и следующие десять лет я живых немцев не видел и ни о чем их не спрашивал.
Но когда к власти пришел Горбачев, мои русско-немецкие связи стали укрепляться сильно. Летом 1989 года я побывал на гастролях в ГДР, посетил восточный Берлин, и оказалось, что жители столицы по-немецки ( ввиду берлинского диалектА) говорят гораздо хуже меня. Забавный случай произошел с одним из моих коллег. Он искал наиболее дешевый магазин под названием «Югендмоден》 и никак не мог найти, наконец обратился к проходившей мимо пожилой женщине, нервничая и путаясь: «Фрау, где хир Гитлерюгенд?» Женщина вскрикнула и побежала от него, как от сумасшедшего, а он, не разобравшись что к чему, будучи членом партии, сделал далеко идущий вывод о необходимости усиления мер по укреплению дружбы народов и Варшавского договора.
Перестройка, Горби, перемены, накопленное прорвалось, железный занавес рухнул. На гастролях я познакомился с актером Марком, при помощи которого мы потом дважды вывозили мою тогда тяжело заболевшую маленькую дочь на лечение. Как после этого не полюбить немцев?
Дружба народов 一 понятие политическое, а вот дружба между людьми разных народов 一 вполне неофициальное, личное.
Как автор относился к изучению немецкого языка в школе?
Какие условия учебы были у школьников?
Когда автор по-настоящему полюбил Германию?