Текст 3

Согласно русской философии свою свободу человек ограничивает во имя Бога, во имя отчества, во имя матери и отца, рода, общины и, наконец, во имя собственной совета, которая не позволяет причинять зло другим людям. То есть свобода человека в народной среде всегда была относительной, способствовала дисциплине, порядку, знаменитому общинному ладу. Здесь обреталось подлинное народовластие, а не та охлократия, что базируется на проповеди неограниченной свободы.

Переживая глубокий внутренний разлад или депрессию, русский человек часто ведет отчаянный поиск согласия с самим собой, активно и бездумно втягивая в этот поиск едва ли не любого, кто подвернется. Роль телефона доверия может сыграть близкий друг, старый товарищ, но и сосед по лестничной клетке, случайный прохожий или любитель выпить и закусить за чужой счет, приучений в порядке компенсации за угощение терпеть чужие исповеди, выслушивать горькие излияния и своевременно разрежать бесконечный монолог соответствующими вопросами и репликами.

Иной русский, попав в тяжелую ситуацию, готов открыть душу чуть ли не первому встречному, если тот вызовет его доверие, особенно за бутылкой и под нехитрую закуску.

Однако, если для русского задушевная беседа со знакомым или незнакомым человеком - в порядке вещей, то для иностранца это в лучшем случае - дурной тон. Ведь культура западного мира - по преимуществу культура индивидуалистов. Человек, оказавшийся в сложном положении, должен, по западным меркам, сам преодолевать свои трудности и решать свои проблемы. Перекладывать их на других людей не принято, даже не бестактно. Причем русские обычно расценивают такую закрытость и сдержанность межличностного общения как показатель черствости, бездушия, бессердечия человека западного общества.

Вряд ли в других языках, кроме русского, есть такие выражения, как «душа нараспашку»и «излить душу».

Вспоним, как произошла встреча героев Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» Раскольникова и Мармеладова. Они познакомились в распивной, и за застольной беседой один рассказал другому про свою несчастную жизнь со многими печальными подробностями. Потом Мармеладов привел Раскольникова к себе в дом, и тот стал невольным свидетелем ужасающей бедности и полуголодного существования семьи Мармеладовых.

Коллега из Франции, когда однажды у нас зашел разговор об этом эпизоде романа, заметила, что поведение Мармеладова - типичная попытка переложить свою беду, свое горе на другого человека. «Возможно, - сказала она, - вы, русские, считаете подобные пьяные откровения и участливое отношение к ним проявлением широты вашей души, но я смотрю на это иначе». С точки зрения упомянутой француженки, Мармеладов - слабый, опустившийся человек, который не только не может, но и не хочет сам справиться со своими проблемами. Ему легче взвалить их на других людей, чем что-то реально сделать. По разумению западноевропейца и американца. Мармеладов, посвящая Раскольникова в трагические обстоятельства своей горестной жизни, как бы нарушает суверенитет его личности, что по сути — настоящее насилие. А Раскольников недостаточно твердо противостоит бесцеремонному вмешательству в мир его собственного «я» и в результате оказывается своеобразной жертвой этого чужого, постороннего ему человека.

Ответьте на вопросы